Александр
РАДАШКЕВИЧ
НАПИСАННОЕ В
УФЕ
* * *
Вот и ты. Земные облака
в снах веков текут во изголовьи. Вот
и я, и в капище ветров прошуршала
вещая страница. В караване
неслепящих солнц заскользим
озёрами видений целое
несчётное
мгновенье.
Вот
и мы, и край верховных грёз
вспламенел
гудящею прохладой, и поют
недвижными устами в сердце Дома,
где так ждали,
ждали только нас
млечными надзвёздными ночами.
ТАРЕЛКА ИЗ ДЕТСТВА
Два зайчика, две белочки,
волнистые края
у беленькой
тарелочки.
От каши естества
он стёрся, мальчик с санками,
и клёцки-облака, и ёлочки
германские на безначальном дне,
где белым лишь по белому
из перло-гречне-манного
в метели лунных окликов
цветные голоса.
Уфа, 30.VI.1999
ДЛЯ ГИТАРЫ
И камнем канул в сон ответ:
значенья не было в печали
радости, ни – в радостях печали,
где всякий вздох – пустой навет.
Как слепота, набухший свет
разлит в томительном начале
с фиалом тьмы – как на причале,
где я забыл на всё ответ.
Уфа, 3.VII.1999
* * *
А впрочем, ведь нарочно заигрался
в судьбу, где всё начало без конца:
и Белая с аксаковской веранды, и
с парапетов радужных Нева, –
все дали, вздохи, сны и знаки,
недосяганья, перелёты – и всё, и вся,
чтобы отдать сомнению полвека,
проигрывая веку полсебя.
Уфа, 8.VII.1999
ТИМАШЕВО
Давно уж улыбаются с камней
ровесники и те, и те – ещё живей и
тщетно раскудрявей. Соседки – более
не вдовой, солдатика, дельцом забитого
дельца, вершителя и пешки, прямой
отличницы и праведной карги
эмалевые взгляды пылятся оробело
в лесу косом крестов, татарских лун и
ржавых звёзд, где из-за листика
тряпичного белёсый червь на грядке
дорогой явился нам доверчиво и,
в общем, дружелюбно. И вот уж
вслед и мимо, не мигая, глядят опять
ровесники, что даже не взрослеют, и те –
ещё-ещё живей и вечно
раскудрявей.
Уфа, 7.VII.1999
САШЕ Д.
Затевается новая песня молчанья,
– а
безмолвья беззначны слова, – и
на рельсах трамвайных седой
одноклассник пропускает меня сквозь
глаза. Зелёный шёлк, пятнадцать
лет, наш первый самый Ленинград на
Новый год над мокрым Невским
в гостинице, которой, знаешь, просто нет,
в стране, которой, видишь, и подавно,
которую назначено считать такой-
сякой продавшими её, как и себя, как
нас с тобой – за те каникулы, за мостовой
стеклярусно-муарный отлив, чтоб Сашам
старым стало не повадно, а новым – даже
просто невдомёк.
Но безмолвья беззначны
слова, громыхает разбитый трамвай
за судьбой – по Уфе в тополином
буране, затевается вечная песня
молчанья.
Уфа, 15.VI.2000
АРИЯ
Жизнь. Нам снова снится эта жизнь,
и дней неверных лабиринт
снова ведёт прахом дорог к трём зеркалам,
где из-за спин или сквозь тень
шатких теней краешком уст, как из икон,
как сон во сне последних снов –
жизнь. Нам снова снится въяве жизнь,
и дней текучих тонкий смерч –
ангела перст – нас понесёт боком за край
немых, налитых громом туч,
где ждёт отживший клавесин
звон торжества, час неподдельных мук, где
жизнь. Нам снова снится всуе жизнь
сквозь сети непроглядных дней,
нас отучивших
жить.
Уфа, 14.VII.2001
|