$^^^^^^^^$                          
   в коридор   на балкон         $        $                          
     _____       _____          |^|       $                          
    |  \  |     |  \  |        / * \      $                          
    |   | |     |   | |                   @  осмотреться             
    |  [| |     |  [| |                                              
    |   | |     |   | |                                              
____|___|_|_____|___|_|______________________________________________
                                                                     

 

Иосиф ГАЛЬПЕРИН

ТОЛЬКО НОЧЬЮ СВЕТЯТ ЗВЕЗДЫ

* * *
Отчаянье - не по плечу,
не полечу, не полосну,
не вылечить, не плачу.
Слегка, немного и чуть-чуть,
решая незадачу.

Что нравится моим словам,
сложившим примитивный клан,
в своем соседстве тесном?
Чем дружен их бумажный хлам,
с биеньем жил по вечерам
и праздником воскресным?

За что они ко мне щедры -
дворы, прохожие, углы
чужого захолустья,
в глаза бросаясь, как в костры?
Запомниться и утолить -
наивное искусство.

А мне оно не по плечу.
Я незадачливо решу,
решителен некстати,
что полумузыкой звучу,
полупрозрением пишу,
что не бывать расплате.

* * *
Махнули рукой на родную страну,
отправляясь в чужую страну.
Мол, живите уродами, пряча лицо.
И заплкали, пряча лицо.

* * *
В доме-музее
повешенного
пропал главный экспонат -
веревка.
А ведь по третьему каналу
сказали,
что его смерть
вызвала живой отклик.
Как ее теперь
обмозговать,
если исчез
предмет анализа?
Невозможно об этом
даже поговорить.

* * *
Как долгий сон невыдержанных рек,
непотревоженных, неназванных, стеклянных,
как оторопь,
как промелькнувший снег,
всем табуном упавший на закланье,
как слух и эхо,
зрение и миг,
как долгота и широта секунды -

так не раскрыть снаружи детский крик
и женский смех не объяснить прилюдно.

* * *
Тик! - говорит она ему, так! - отвечает он,
механическое подтверждение связи.
Так! - сплетают веревку для прохожденья времен,
так посекундно вытаскивают друг друга из грязи.

Тик? - спрашивает она, он подтверждает - так! -
разделение по голосам при замене одной гласной.
А согласные токуют, толкуют каждый пустяк,
уже не считая трясину грязной.

И - тревожно звенит внутри, а! - успокаивает он,
на таких камнях крутятся все шестеренки и стрелки.
Женской душой и мужским сердцем мир заведен,
между согласных тел разницей мелкой.

СНЕГ И РЕКА
Все гуще снег, как электронный,
но серого экрана дрянь
необходима, чтоб не тронул
нас раньше времени февраль,
чтоб ночь не впала в насыщенье,
чтоб мы, по-снежному легки,
терпели оставаться тенью
незамерзающей реки.

Сейчас коснемся - и до боли,
как к детским санкам - языком,
прилипнем к февралю - судьбою
и в нем друг друга не поймем.

А снег летит к реке топиться,
спешит между локтями встрять,
но лишь черней под ним ресницы,
пунцовой щеки, круче прядь.
Он помогает мне вглядеться,
грунтует краски серой мглой,
дорогой укрепляет сердце,
меня воспитывает мной.

Как воду, полные колени
потоки снега развели,
но то уже иные тени,
совсем другие феврали.

* * *
День с понедельника, со вторника
все прибавляется в цене...

Стирается резина дворников,
сгоняя копоть, грязь и снег.
Натужно расчищая зрение,
не успеваю рассмотреть
за снежным вальсом, за скольжением
пращой вращающую смерть.
Да что глаза - ведь знал заранее,
что век пытается забрать
с собой на вечное собрание
тех, кто ему и сват, и брат.
Наглец, я гнал с пижонской скоростью,
гоня опасность от себя...

Дорога выбрала тебя
в пределах Ярославской области.
Но, видно, ты такое значила
в расчетах мчащихся веков,
что жизнь твою судьба заначила,
лишь на затылке тронув кровь...

ТУРГЕНЕВА, 7
Напротив ветра - тишина и птицы,
и редкозубье жердевых ворот,
и крупный шифер крыши, и страницы
потертой книги, помнящий весь род.

Мы несвободны в предстоянье ветру,
он, словно маршал перед строем, нелюдим
и сантименты, словно сантиметры,
легко пройдет дыханием своим,

но никогда не сможет превратиться
опять в того, кто в ранце жезл несет,
во вздох любви и выдох певчейптицы,
в надежду крыши, в пение ворот.

* * *
                                       Маше
Счастье не оставляет свидетелей
оно их уничтожает как миленьких
Пустые лодки сложили руки по бортам
выеденные скорлупки моллюсков

Не пожелай врага ближнего своего
аннигиляций на троих
самый крепкий любовный напиток
Стоит дешево а рассчитываться долго

Возлюби врага ближнего своего
и ближний станет тобой
как при разделе Польши
а враг станет соседом по пустоте

Подносишь пустое зеркало ко рту
и поцелуй доказывает что ты жив
Прощение упрощает расчеты
и закрывает створки скобок

* * *
Запорошена пеплом дорога назад,
по прямой перспективе разрывы грозят:
перед нами разрыв,
перед сердцем разрыв,
между сердцем и мозгом осколки летят.

Да и ладно б, что память не греет глаза,
что уже беспричинно выходит слеза,
но пугает разрыв:
подростковый нарыв -
и бессильная сила в нервных узлах.

Видно, может соврать немигающий взгляд
и себе самому, и другим наугад.
Не спасает наив
от борьбы на разрыв,
и в открытой ладони гвозди болят.

ПИОНЕРСКАЯ ЗОРЬКА
Мы пойдем птичья гнезда зорить,
разорять, убивать, чтоб и впредь
поступательным шагом ходить,
никому над землей не лететь.

Мы пойдем, разберемся с людьми,
хватит, надо однажды решить
и расставитть все точки над i,
ложных идолов смысла лишить.

Так-то вот, это просто легко,
это весело даже - зорить,
и не надо копать - глубоко -
лишь чуть-чуть, чтоб не пахло, зарыть.

Пара слов: ля-ля-ля, фа-фа-фа...
Растворяются руки в ломах...
Аргумент - он, конечно же, факт,
если гнезда оставить в умах.

* * *
Ну в общем-то жизнь торжествует -
и черви, и муравьи...
Потопы и засухи - всуе
все хлопоты, Боже, твои.

Поганая тень человека
встает после бойни грозней,
а выживший ё.арь и лекарь
покроет расходы людей,
потомство заполнит пространство,
победно смыкая ряды, -
и стал сарацин итальянцем,
а римляне вымерли в дым.

И мудрость приходит, старея,
прожорлива, как каннибал,
турецкою речью на Рейне,
стальною трубой - за Урал.

Умна и тонка протоплазма,
легко подбирает слова...
Идет без меня ее праздник,
не нужен я для торжества.

* * *
Как в засаде у телескопа
ловят тень неземных шагов;
как в болоте на дне раскопа
неизменных ищут богов;
как, отбрасывая на сито
горсть промытой породы пустой,
терпеливо и ненасытно
ожидают песок золотой; -

так, просеивая созвучья,
протирая пейзажи дотла,
рассыпались, чтоб вникнуть лучше,
замирая, чтоб нота дошла,
я ищу отголоски гармоний,
столкновения истин следы...

В циферблате, как в циклотроне, -
кровь тяжелой воды.

БАКЛАН И ДОРАДА
Омовения рыб, помавания птиц,
возведение рук, воздыманье огня -
как слова ни смыкай, полунищ полупринц
и не выжать ни капли короля из меня.

Пусть я в ластах и в маске водой овладел,
пусть я грань прохожу, как наследный удел,
но по оба плеча от границы
мудро царствуют рыбы и птицы.

На полуторный смысл замахнусь сгоряча,
но дорада пройдет, акванавта дразня,
но баклан пролетит, мне и рыбе крича, -
и не выжать ни слова умней из меня.

За наследство соленое кровь не пролить,
за ученье тяжелое пот не смахнуть.
Рядом с птицей и рыбой смогу я проплыть,
понимая не суть - только путь.

А дорада - дофин средиземной воды -
принимает посла из воздушной среды
и летит над волною за нею баклан,
демонстрируя мне относительность стран.

* * *
Не со зла мороз лютует -
стынет лютая зима.
То ли ветер в спину дует,
то ли молодость сама.

Пирожок по пять копеек
у торговки украду,
за трамваем не успею,
но согреюсь на ходу.

То ли рано, то ли поздно,
снег один и тьма везде...
Только ночью светят звезды -
вот и ночь стоит весь день.

* * *
Наступает полая полночь -
тьмой очерчена белая ночь.
Боль не помнить - привычная горечь,
помнить сны - от себя изнемочь.

Шар воздушный в среде безвоздушной
на искусственной нитке повис,
впалой грудью воздушных подушек
трудно дышит балтийская высь.

Тот, кто выкачал блеск кислорода
из-под крыши жары и грозы,
тот и ночи лишил поворота,
с тем и дождь без единой слезы.

Провожаю белые ночи,
изнурительно долго в дверях.
С провожатым - еще одиноче:
путь короче, а время - терять.

* * *
Звезды -
светящиеся клетки
необъемного глазу тела

Черно-белый космос -
ренгеновское изображение
Вселенной

В ее дыхание вольется и мое

Об этом говорит
мое светящееся сердце
на экране томографа

* * *
Условная цифра
Но после нее
и наша жизнь
и древние развалины
остаются вместе
в прошлом тысячелетии