$^^^^^^^^$                          
   в коридор   на балкон         $        $                          
     _____       _____          |^|       $                          
    |  \  |     |  \  |        / * \      $                          
    |   | |     |   | |                   @  осмотреться             
    |  [| |     |  [| |                                              
    |   | |     |   | |                                              
____|___|_|_____|___|_|______________________________________________
                                                                     

 

Олег ШАТЫБЕЛКО

СПОЛНА

робинзонада

1.
и тогда, доставая соломинку: словно соринку,
удивленно застрявшую меж параллельных миров,
я себя выдуваю в один из возможных и призма,
ослепленного солнцем окна, ретуширует кровь
из обычного красного в огненно-желтый.

в перевернутых снова песочных часах за стеклом
оживает песок так похожий на вкрадчивый шепот
(то ли Твой, то ли утра): пора - рассвело.

2.
Вошедший сверхточно в темечко, стержень жары
Ноет где-то в седьмом позвонке, в пояснице:
Желание по скорпионьи жалить и грызть
Собственный позвоночник - намордник, граница,
В которых удерживаешь пит-булей и такс
Личных страстишек - ведь, ах, как хочется, нежно
За шкирку двумя пальцами приподняв, придать
Роже умильное выраженье: "Что, нежить?
Трясешься, дрожишь? Бедный, хочется укусить?
На, вцепись! Хочется лаять, выть, нарываться?" -

Немыслимо ярок, самозабвенно красив,
Остр, эпатажен в угаре самооваций -

Хмельной, упиваясь своей свободой, блажишь
И, юродствуя, заглядываешь прохожим
В глаза - наблюдая, как рушатся этажи
В небоскребах иллюзий - не хочешь, не можешь
Простить себя и принять - будущее легко
Пе-ре-но-си-мо, хотя прекрааасно-ужасно:

Познавший тщету абсолютной свободы, горд
Островом собственных одиночеств, пижамным
Уютом - но циркуль дня завершил оборот -

Тссссс - уснул Робинзон двадцать первого века,
Заброшенный в вечность, мелькнувший в ночном метро,
Спрятав зрачок, как конфету, в обертку века.

полукровки
Александре, Василисе и Сергею

1.
мне снился я -

не этот, переросший
свои мечты, усталый Робеспьер,
не Вечный Жид,
не бедолага-Ротшильд,
копейку вечности крутивший на ребре;

о нет, другой -
не этот вечно-сонный,
сомлевший от вина, Пантагрюэль -
мне снился я -
я? -
собственной персоной -
весь в белом (что естественно),
как эльф -

умильный ангел, душка,
полукровка
стыда и страха -
вечно блудный сын:

лети на небо,
божья (тварь)
коровка,
пока я не проснулся,
и часы
не возвестили явь -
пока я пресным
рассветом не упился до чертей,
и боги в чем-то
нежно-снежном
крестным
не обошли нас ходом,
и детей
не увели от нас -
больных, нескладных,
стыда носителей,
шальных, чумных -
пока Земля не обернулась адом:

пускай для нас,
но - боже! - не для них!

2.
...как будто свет включили:
я в метро -
сижу хмельной, блажной
и жарю на баяне
нетленку "миллионы алых роз" -
не дождь в жестянке -
колокольчик подаянья -
динь-дон;

я в галстуке и пиджаке -
в своей рабочей, строгой спецодежде,
фигляр, пошляк (динь-дон),
обычный ген-
директор инофирмы -

только прежде
я никогда - поверьте - я готов
поклясться - не играл, не пел,
поверьте...
я "вальс собачий" не умел -
гоп-стоп:

я, как стоп-кадр,
разглядывал мгновенье,
как ствол мишень -
эффектно -,
как итог,
как целое...
как вечность, как предтечу...

"цееееелое моооре цветов"...

3.
..........................................
но я не думал - господи - что самым
в мои затридцать страшным будет мой
невыноси- немыслимый немой
уже не крик а шепотскрееежжжет мама
мне больно плохо ма мне хочется домой
здесь зыбко зябко стыдно так безумно стыдно
что я такой рас(по)терянный смешной
пускай я как бы не был мам живой
но как бы помню все я новенький но слитный
с тем стыдным прошлым лишним бывшим мной
пускай тоска и страх меня не отпускают
я буду двуедин как свет и тень
пускай я буду - боже - сам себе и Каин,
и брат его простивший во Христе.

моллюск
Что жизнь других глупа, пуста - прощать.
Прощать легко, светло, великодушно.
И что своя - увы - бездарна, принимать.
Но как величествен небес дуршлаг
И как прекрасен, проливая скучно
И медленно дожди! Какая благодать!

Как свет протяжен! Долог. И хотя
Ни алкоголь, ни правда нас не лечат,
А лишь сажают печень, создают врагов -
Я стал сентиментален и котят
Подолгу глажу, встретив на крылечке
У дома утром, обещаю молоком

В который раз их напоить. Но блиц
Мой скор и суетлив. Что априори
Я - пересмешник, шут. Но я еще молюсь
За всех, кто смел не превратиться в птиц,
А спал на дне бушующего моря,
В ладони жемчуг сердца пряча, как моллюск.

сага ночной Москвы

Десять тысяч шагов в одиночество, в маленький мир,
Где большие деревья, толкая друг друга под локоть,
Говорят о тебе...
(Г. Давыдова, "10 000 шагов")


Я всего лишь вселенский прах,
ты - частица межзвездной пыли -

не должно бы - да вот случилось -
долетевшие до земли -

десять тысяч шагов сквозь страх! -

не такими, какими были
наши тени в ту ночь, Учитель
нас замыслил из глины глин.

А пока, обретая речь,
мы бежали навстречу утру,
неба плавно качнулась люлька
и асфальта качнулся наст

(мне хотелось Москву поджечь
и неистово верить в чудо) -
на гончарном круге июля
раскрутив, Он забросил нас

в те вселенные, где драже
наших душ за щекой Иуда
перекатывал, как пилюли -

то ли проклял нас, то ли спас.

монолог у зеркала
да чтоб тебе закончиться в пустыне
безумной славы легкой но слепой
за пазухой во мраке на перине
от анно до`мини себя доныне
с такой улыбкой протащив во имя
забыл чего что вздрагивал любой
кто шел навстречу - радуйся о сыне;
да чтобы ты повесился в дождливый
обычный рыбно-постный нечетверг
счастли`во-злой подобный славной глине
нетронутой засохшей редкой глине
окурок в блюдце придавив брезгливо
покойно-сонный добрый человек -
возрадуйся возрадуйся же ибо
настолько добр всеяден прост что смеешь
однажды заглотив себя теперь
прикинуться смешным хмельным но верить
что СЧАСТЬЕ - есть -
но как ГОТОВНОСТЬ к СМЕРТИ
(терпеть себя так истово терпеть);
да чтоб тебя такие взяли корчи
что ты в анкете вечности где чин
где фио вера родина средь прочих
ненужностей неважностей - ко-ро-че -
сознательно поставил гордо прочерк
и подпись окончательным
"смолчи"...

окончательный диагноз

1.
они твердили -
я схожу с ума:

я поскользнусь,
я выпаду, как гильза,
спиной назад
в окоченевший март,
пока, как пес сторожевой,
будильник
беснуется -

я выбегу до всех
во двор,
во тьму,
на детскую площадку
и буду падать на качелях вверх -
в который раз вернувшись
попрощаться...

2.
Так царственно сходить с ума, красуясь
Как шут своим дурацким колпаком;
Как желтый фрак (с)носить свое безумье
Шесть дней в неделю; красться босяком
В садах седьмого, сниться маме между
Рожденьем сыновей - нипочему
Такие стыд почувствовать и нежность,
Из дома в полночь выбежав во тьму -
Что, замерев под этой млечной бездной,
Межзвездную, холодную пыльцу
Вдохнув - всю боль свою, тоску и бЕзумь
Принять как очевидный самосуд.

3.
и будет осень медоносить
и говорить со мной дождем -
пока, рожденный альбиносом,
я не уйду за декабрем:

где время, словно кровь, свернется
в остывшем зимнем молоке
и смерти мотылек на солнце
таким ручным, земным в руке
покажется - когда я сбудусь,
прорвусь, начнусь, как жизнь, как звук -
где каждый день зачтется Судным -

и, как младенец, разревусь.

люциферы

1.
когда сердца камней,
в которых поселились люциферы
твоей тоски, с тобой заговорят -
и время, облаченное в химеры
речной воды и голоса наяд,
ускорится во мне -
я обращусь прибоем:
какая разница, какой тогда ценой
оплачено мгновение свободы
себя не осуждать - так, поседевший, Ной
таращится на вспаханные воды,
на Арарат и пену облаков,
на небо понимающе-слепое,
вместившее твой берег и покой.

2.
Октябрьская мгла пересекает гавань
Уснувших площадей и, вваливаясь в дом,
Таращится на нас. И начинает гавкать
Соседский старый пес с визгливой ноты "до".
Нет громче тишины, чем ожиданье снега -
Пока мы ищем чем и как себя казнить,
И на любой вопрос предпочитаем некать,
Из стиснутых зубов не выпуская нить.
Мне зябко в шерстяном тепле домашнем - разность
Молчаний наших - крен на дрогнувших весах -

Так, жизнь перебежав как улицу на "красный",
Мы молимся за нас на разных полюсах.

сполна
А нас за поворотом ждет не вечность,
а сиплый вскрик мгновения и дверь
в каморку папы Карло, где за печкой
живет сверчок, что тот метрдотель
страны беспечных дураков; не вечность,
а долгое мгновенье полусна:
где даже оправдаться нечем
за краткое присутствие на вече
(иль - тайной вЕчере?).

Сполна.

империя гордых алкоголиков рухнула
Империя гордых алкоголиков рухнула.

Мы проснулись в республике
эпатажных,
добрых,
яростных
самоубийц.

Эпатажных -

потому что в нашем стремлении к красоте -
будь оно трижды неладно! -
есть что-то болезненно-величественное,
завораживающее,
как осознание того,
что, если уж мы ничего не можем
изменить, понять, объяснить
и от этого сходим с ума,
то пусть -
мы хотя бы это
устроим красиво.

Добрых -

потому что к стыду своему
жизнь о-бо-жа-ем.
Себя -
за то, что не стали, не состоялись -
уже не виним, но и не
принимаем.
Не можем принять.
А ведь с этим надо прожить!

Яростных -

потому что - о господи -
сколько ее
в этом внешне спокойном,
медленном, долгом, размеренном
самосжигании
в алкоголе,
наркотиках,
дома у телевизора,
и, особенно,
в каждодневном,
тупом, механичном
хождении на работу,
потому что
ведьнадожечтотожратьнашимдетям!!!

И знаете -

единственное отчетливое желание,
которое все объясняет,
единственное не расплавившееся
в этом липком вареве интеллигентских сомнений
желание,
за которое мне и сейчас ни перед кем не стыдно -
это возможность до самого конца
просидеть на краю этой огромной бездны -
тихо-тихо,
не суетясь,
не делая резких движений,
чтобы - не дай Бог! -
не упасть туда самому,
и, что самое главное,
не подтолкнуть в нее кого-то другого
своим искренним,
естественным,
но неосторожным движением.

Империя гордых алкоголиков рухнула.
И, слава Богу, что в этом
нет ни малейшей нашей заслуги.

Доброе утро,
страна эпатажных,
добрых,
яростных
самоубийц!