_ _|__  в кабинет             | ||               
                     |       ___                  | ||               
           _|___            |_|_|        _|___    |_||               
              |             | | |           |     | ||               
                            |_|_|                 | ||               
                  ____             осмотреться    |_||               
                    |                  ---->      | \ \              
__________________________________________________|__________________
                                                                     

 

Запись восемнадцатая (пятидесятая): ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ АВГУСТА

Лето катастроф...
Однако не только. Маем-июнем датирован третий в этом году номер журнала "Вопросы литературы".
Признаюсь честно, зачитался. Особенно тронула подборка "Булат Окуджава: его круг, его век".
Булат Окудажава, с песнями которого на устах мы прожили часть своей жизни, не так прост ля понимания, как кажется неискушенному читателю-слушателю. Тут есть о чем подумать и ученым, и критикам. Журнал предлагает читателям некоторые материалы Второй международной конференции, посвященной творчеству писателя.
Н. Богомолов:
Общего поля у Булата Окуджавы и массовой культуры не существует. Они работают принципиально по-разному, и художественный мир первого, выжженный второй, не способен ничего никому сказать. Он настолько глубоко продуман, что существует лишь в авторской трактовке или в чрезвычайно тщательном переводе на другой художественный язык, предусматривающий не тождественный, но адекватно насыщенное смыслами восприятие.
Ему отчасти противоречит М. Чудакова:
Чтобы увидеть мето Булата Окуджавы во всем огромном контексте, который нужно назвать русская отечественная литература советского времени, приходится обратиться к давнему времени - к середине 1930-х годов, когда произошлло вымывание лирики из публикуемой поэзии.
В то время, о котором толкует М. Чудакова, не существовало так называемой массовой культуры. Культура для масс - нечто другое. Военно-спортивные марши бодрили душу и повышали производительность труда. Иного смысла у песен быть не могло.
Окуджава, может быть, - тоже культура для масс, - для масс, освобождающихся из-под пресса советских представлений. И то, что часть этих масс убежала позже к Пугачевой - вполне объяснимо. С горки ехать лече, чем тащить салазки на горку. Булат Окуджава все-таки требует от слушателя небольших, но усилий.
После перестройки и постперестройки средний читатель-слушатель устал от борьбы принципов. Никто ведь не признается в своей беспринципности!..
Вот как об этом писал Окуджава:

О, фантазии на темы
торжества добра над злом!
В рамках солнечной системы
вы отправлены на слом.

Торжествует эта свалка
и грохочет, как прибой...
Мне фантазий тех не жалко -
я грущу о нас с тобой.

Выходные данные нового сборника: Булат Окуджава. Под управлением любви. Лирика. 70-е - 90-е. - Екатеринбург: “У-Фактория”, 2002.
Стихотворение, процитированное мною, посвящено Владимиру Войновичу.
М.Чудакова, коснувшаяся в своей статье в "Вопросах литературы" темы необходимости лирики в послевоенный период, заканчивает свою работу такими словами:
Так лирика, на русской почве XX века "в штыки неоднократно атакованная" и к середине 30-х почти исчезнувшая, возвращалась в русскую поэзию на штыках великой войны - с тем, чтобы после великой победы вновь замереть на целое десятилетие и затем возродиться под звуки гитары Булата Окуджавы непредвиенно сильным, едва ли не общенаиоанльным резонансом.
Мощно, потому что чересчур оптимистично. Вырасли дети, которые знать не желают ни Галича, ни Окуджаву, а Высоцкий для них - песни "тюрьмы и ссылки". Торжество добра над злом невозможно, потому что зло подчас занимает позиции добра. Наступает и наступает. Гений Окудажва или нет, но он всего лишь поэт. И не решает социальных задач. Хотя... прав Олег Клинг, что
в сознании современников Окуджава как раз и былвоплощением верности самому себе в любых исторических условиях.
Свалка грохочет не сама по себе, а потому что грохот этот кому-то кажется гимном перемен.
Кстати, в "Московских новостях", № 30, Анатолий Гладилин пишет об Аксенове. Василию Павловичу исполнилось 70. Лично для меня он - Окуджава прозы... Ужасная формулировка, совершенно точно соответствующая нашим отроческим еще представлениям о литературе. Взявшись за руки, поэты-прозаики-драматурги, дружно-весело-радостно, напористо-мощно-энергично приветствуют идущего по росе Хорошего Человека в пыльном шлеме, полном высоких замыслов. Ибо такого общественная функция литературы как единого механизма.
Он, механизм, ныне раскатан на колесики. Может, и правильно.
Как писал Булат Шалвович (знаю, знаю, он теперь для многих не авторитет!):

Нам преподало Провиденье

не просто меру поведенья,
а горестный урок паденья;
и за кровный тот урок
кому тут выскажешь упрек -
пустых словес нагроможденье?

Однако же без паденья нет полета...