| Запись двадцать первая
(пятьдесят третья): ДВЕНАДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ В издательстве "Аграф"
вышла книга: Ю.Н. Тынянов. Литературная эволюция.
Избранные труды. Составление, вступительная
статья и комментарий Вл. Новикова.
Избранные труды - это, конечно, заявка. Мы сейчас
не будем обсуждать качество работы составителя.
Достаточно того, что этот том дает нам очередной
повод поверить алгеброй тыняновских рассуждений
о литературе дисгармонию нынешнего литпроцесса
или как это еще называется. Являясь
патологическим оптимистом, будучи на всю жизнь
убежденным в том, что словесное искусство
развивается в правильном направлении, я
раскрываю "Эволюцию" Юрия Тынянова и
натыкаюсь в статье об Эренбурге на такой пассаж:
Успех "Хулио
Хкренито" не был неожиданным. Русская проза
испытывает кризис. (Впрочем. и поэзия испытывает
кризис. Вообще, трудно вспомнить то время, когда
они кризиса не испытывали. История русской
литературы ХХ века есть непрерывная история
кризисов, - тоже что-то в роде "Гибели
Европы".)
Малая форма, новелла и рассказ, прошли свой путь.
Психологические завитки импреесионизма и
словесная орнаментика сказа ее омолодили
ненадолго.Принцип новой конструкции
вырисовывался по противоречию: малая форма
родила принцип большой формы. Псоел рассказа все
осознали необходимость романа.
Что происходит сегодня?
От местных литераторов со всех сторон слышу, что
они - все как один! - пишут романы. Ни один, правда,
еще ничего не написал. (Сильнее всех
продвинулся Айдар Хусаинов - целых, говорит, три
страницы!)
После "Взятия Измаила" Михаила Шишкина - это
сочинение больше похоже на клубок исторических
противоречий, может быть, это и есть настоящее
определение романа - последовало "<нрзб>"
Сергея Гандлевского - там уже не клубок, но целый
клуб, клубище, потому что личностнее и печальнее -
до того, что читать тяжело, просто невозможно.
Последовало - и кажется, скоро, точнее, в декабре
С.Г. таки дадут Букера. Все к тому идет - ну не
присуждать же престижную премию за провальный
"Лед" или что-то, совершенно никем не
читанное.
Что испытывает русская проза - то есть вся в
совокупности, - судить не берусь. Романов в этой
стране по определению быть не может много, ибо мы
испытываем тяготение к Роману - то есть чтобы
непременно получилось нечто, подобное "Войне и
миру". Эпопея, энциклопедия, учебник
домоводства! Правда, мой шестнадцатилетний сын
утверждает, что Лев Николаевич писал скучно, а
про Сорокина я с ним заговаривать не решаюсь. И не
уверен также, что он, отпрыск, одолеет, скажем том
Клеха - для этого все же требуется
интеллектуальная подготовка или опыт жизни,
например, в Карпатах. А уж "Голем" Андрея
Левкина и вовсе - ребус для отрока. Голем - это
куда?
Тут я ловлю себя на том, что в моих читательских
увлечениях тоже отражается перманентный кризис
русской литературы. Мои увлечения последних
четырех-пяти лет образуют дугу: Левкин - Рига,
Буйда - Калининград, Игорь Клех - Львов. Все
какие-то странные точки на бывшей советской
карте. Восточный диван, обращенный лицом на запад
(можно и "на Запад" написать). Все эти
прозаики, кажется, ныне преспокойно живут в
Москве, а нам, только наезжающим в столицу время
от времени, все кажется, что атмосфера их не
совсем, что ли, российской прозы, написанной,
впрочем, по-русски, и есть пространство будущих
романов. Тесно жить и трудно дышать, зато писать
помогает. Ведь мы же филологи - нам чем хуже, тем
лучше. Чем печальнее, тем трагичнее. Чем
трагичнее, тем эстетичнее. И да здравствует
метафизика, занявшая ныне место диалектики.
"Поминки по Калимаху" - так озаглавлена
повесть И.К. Возможно, Джойс и не виноват...
Существование в других мирах, в пространстве, где
можно размышлять и писать стихи, а также быть
безумно влюбленным, - нормальное существоание в
текстовых рамках для живого человека невозможно.
Постмодернизм должен помереть или просто
закончиться. Но у него еще будут жертвы - в
отдаленной истории. В прошлой и будущей.
Львовский прозаик путает историю и жизнь,
трактат и прозу, искусство и реальность. Все это
говорит о том, что он ведает, что творит.
Кстати, что касается все равно Клеха. Его сборник
под названием "Охота на фазана" и, если не
ошибаюсь, открывает серию издательства
"МК-периодика" под уютным названием
"Современная библиотека для чтения". И
кажется, г-н Клех и есть составитель следующих
книг этой серии.
Еще я чуть не забыл упомянуть Романа Сенчина с
его "Минусом". Так называется книга его
прозы, вышедшая в издательстве "Эксмо-пресс"
(серия "Современная проза"). Возможно, Сенчин
уже написал роман. Во всяком случае, я знаю точно:
направление он основал - оно называется, по-моему,
минус-реализмом. Ничего лишнего! Вопрос лишь в
том, достаточно ли нелишнего в прозе прозаика?
Так что успех неразборчивостей Гандлевского
не был неожиданным. Гандлевский вообще - такое
зеркало, в котором отражается апатичное
спокойствие русской литературной жизни. До
тех пор, пока не явится Владимир Шаров с
"Воскрешением Лазаря" ("Знамя", 2002, №№ 8,
9)...
Большой стиль - дело медленное, требующее не
только бюджетных затрат, но и энтузизма масс,
который, увы, невозможен именно что без стиля.
Так пишет в новой газете
"Консерватор", № 3, Андрей Левкин. Понятно, не
про литературу. Стиль - это не человек, но народ.
Который теперь книжек не читает. Но - внимание,
писатели! - все чего-то ждет... То ли почтальона с
переводом, то ли переписчика с опросным листом.
|