| Запись двадцать третья
(пятьдесят пятая): СЕМНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ В восьмом - девятом номерах "Знамени" -
"Воскрешение Лазаря" Владимира Шарова, в
десятом - "Три повествования" Асара Эппеля. А
вот совсем на днях появился в Журнальном зале
одиннадцатый. Его еще предстоит прочитать. Но
все же... Думаю, что подходы журнала стали шире.
Потому что мотивы поиска бога раньше как-то не
встречались на его страницах. Да еще такого поиска,
да еще такого бога. Шаров слишком
многого хочет от читателя. Ему даже не пониматель
требуется, а соучастник. Пока я читал, он
вытряхнул из меня душу. Но не забрал ее себе.
Зачем ему моя душа?
Перстами легкими, как сон, моих зенниц коснулся
он...
Хотя не хочу я соглашаться с его героями. С его
верующими шизофрениками-параноиками...
Заболелись они - заигрались, отстали от поезда,
утопли в реке времени. И только плавные воды
повествования Владимира Шарова еще баюкают меня
и думать велят. Или хотя бы чувствоать.
Поди, дадут Шарову Букера. Непременно дадут!
Между "Воскрешением..." и "Тремя
повествованиями" - весь спектр нынешней прозы,
не считая всяких там "ЁПСов", которые - это
такая паралитература. Нынешнему пользователю
нравится, когда ему гадят на голову. От этого
он только чище становится и возвышеннее.
Образ учителя геометрии Н. у Асара Эппеля - почти
столь же историчен, сколь и братья-богоискатели
(каждый по-своему то ли бога ищет, то ли в боги
метит) у серьезнейшего В. Шарова.
Возможно, умение начертать правильную
окружность без циркуля есть признак
гениальности. Homo creator творит мир без циркуля, а
однм только дарованием своим. Мир кругл, но
местами вызывает брезгливость. Кругом недовдутые.
Бог недовдул души...
В общем-то про сотворение мира, которое никак не
закончится, пишет в десятом "Знамени" и
Наталья Иванова (заголовка почти нет: "Просто
так" - разве это заголовок?). Поставить железную
двойную-тройную-четверную дверь, закрыть
накрепко свою берлогу, благополучно
отделиться-выделиться-убежать из мира, где
воруют и пугают друг друга всякими
террористическими актами и их обещаниями (какую
биографию сделали бараевы этому нашему
"Норд-Осту"!) - и задышать полной грудью,
вспомнить про всемирную всемерную
отзывчивость...
Уже сколько лет я восхищаюсь тем, как делается
"Знамя". И продолжаю радоваться этому снова
и снова. Не обязательно выносить тему на
переплет.
Все тексты в журнале связаны друг с другом
безобразной нашей жизнью. И если в ней находится
красота, то тем лучше для нас.
Как уверяет Белла Ахмадулина в десятой книжке
журнала, нет просьб о прощении лишних.
Разговор о гражданственности поэзии давно
назрел, а может, перезрел. Но что может сказать об
этом Д.А. Пригов, выдающий мистификатор
современности? Мифологизируя время, мы его
поливаем мертвой, а не живой водой.
Стало скучно ждать живой воды!.. Стало весело
скучать...
Затворилось окнце последней главы, -
констатирует Ахмадулина. Так ли? Затворилось ли?
Антисоветская литература должна умереть вместе
с советской. И именно "Знамя" как будто
представляет следующий - живой, живее всех живых -
период развития русского слова. К радости
депутатов Госдумы, кириллицей.
Издательство
"Пальмира" нынешней осенью выпустило свои
первые книги.
Среди авторов нет громких имен, что уже хорошо. Не
оглушает. Можно спокойно почитать и посмотреть в
глаза литературно-художественной истине.
Пока - книги я еще читаю, - совершенно
предварительно отмечу две повести Юрия
Короткова из книги "Попса" (там четыре
текста): одноименную и "Послений забой", а
также "Охоту на старушку" Светланы Борминской.
Возможно, мы еще будет разговаривать также и о
романе Николая Шадрина "Без царя". Вернее,
что тут "также", что важно само по себе, мы
еще разберемся. Но уже ясно: издательство
"Пальмира" способствует, я бы сказал,
формированию колеи.
В том смысле, что издательская политика лишена
истерического элемента. И тексты тоже кажутся
спойными, обдуманными.
Подробнее о Борминской. Татьяна Толстая своими кысями
сделал два дела: доброе и злое. Доброе
заключается в том, что мы, наконец, перестали
смеяться перестроечным шуткам и анекдотам про
Ельцина - нашелся новый материал. Будущее
наступает сегодня. Постядерную зиму мы делаем
своими руками нынешним летом, то есть осенью. Это
и есть повод для злого дела госпожи Толстой. Она
загнала читателя на печку, за речку, отняла
последний кусочек сладостной веры в робин-гудов,
банкиров, президентов. Нету их - и все разрешно!
Борминская - это такая дочка ипохондрика Зощенко
и энергичной Толстой, если бы они могли
встретиться в достойное время.
Дочка съехала в провинцию, чтобы, замирая от
счастья жить в глуши, прислушиваться к ней. То
есть к жизни глухомани.
Есть ли там жизнь?
О сколько хошь!
Анекдот там оборачивается трагедией, а борьбе с
захоронением ядерных отходов становится
навязчивой идеей сумасшедших стариков с
огнетушителями, чем только ни набитыми.
Светлый образ вечной девушки тети Фаи с ее
любовью к кошкам - будет, пожалуй, пошибче всех
других женских образов в совремнной русской
прозе. Потому что в нынешней русской прозе не
образы, а высказывания авторов. Госпожа
Борминская, художник, разрисовывающий кухонные
дощечки и русские печки, хоть наивно-примитивно,
хоть углем да рисует. Уже интересно.
Посмотрим дальше, что будет с этими книгами.
Только слегка боязно, что бизнес "Пальмиры"
не будет сильно успешным. Хотя об этом мы, скорее
всего, вовсе не узнаем никогда. |