Грохочущий состав жизни приближается, кажется, к очередной станции. Ну да!.. Реклама уже заботливо подсовывает нам новогодние и рождественские подарки.
А мы, пассажиры этого безумного поезда, все еще никак не сведем концы с концами. Мы все еще рассуждаем на тему, что же приобретено нами на этом отрезке пути, а что потеряно. С кем, соответственно, встретились, а кого - потеряли. И еще самых мудрых из нас посещают неожиданные мысли. Ну например, о том, что встречи - они и есть потери. Как не крути, человек смертен.
Рутина летоисчисления навязывает нам свои нормы и правила. Сколько ни мудрствуй, за все придется отвечать. Не обязательно на страшном суде, но на суде человеческом - непременно.
И сколько бы ни маскировался автор этих записок исключительно под читателя текстов, у него, конечно, случаются и затекстовые проблемы. Только вот кому они интересны!..
Однажды я был в краеведческом музее и видел там надгробье, на котором  было начертано арабской вязью: "Смерть есть дверь, и в нее войдут все люди".
Радуясь предстоящей календарной перемене, подумаем о том, что мы оставляем в прошлом, иначе говоря - за дверью, часть себя....
В ноябре-декабре я как-то почти разом прочитал три книги о... времени. То есть дело даже не в том, что авторы этих произведений отправляют своих персонажей в прошлое, а читателя заставляют путешествовать по времени - то как по магистральному шоссе, то как по проселочной дороге. В переломные эпохи субстанция времени (ежели таковая вообще существует) начинает вести себя подобно тому, как ведет себя воздух, которым мы дышим, при подъеме в горы. Он разряжается.
Разряжения и сгущения воздуха времени - возможно, и есть признак ускорения развития.
А к чему ведет это ускорение, суждено понять не нам, а следующим поколениям,
Роман Николая Шадрина "Без царя" (М., "Пальмира", 2002) показался мне поначалу интересной попыткой понять историю и извлечь из нее, как золотой самородок, самое ценное.
Однако же сведение финала к тяжеловатому детективу все испортило. Вообще склонность к острому сюжету для исторического романиста черта опасная. История сама по себе остра, ее изгибы порожисты. Чего же мы еще и еще раз напрягаемся, изобретая нечто, что будет держать читателя в напряжении?
Я не верю в то, что история движится однолинейно. Но и в то, что есть в ней некая мистическая музыка, - тоже.
Сгущая обрывки будто бы исторического сюжета через детективность Шадрин выламывается из истории.
А вот Игорь Тарасевич (в том же издательстве вышел его роман "Императрица Лулу"), пожалуй, справляется с задачей лучше. Стилизуя текст под, пожалуй, самое увлекательное российское время, не всегда считаясь с исторической достоверностью, но свято веря в то, что у фигур истории было предназначение, Тарасевич создает вполне художественный текст о движении времени. То есть о таком, в котором нет однолинейности, а есть мучительная разнонаправленность. Читать интересно, но и трудно.
Еще одно произведение, скорее даже философское, чем историческое, - "Похищение детей" Александра Кустарева  (СПб., ИНАПРЕСС, 2002). Время здесь движется петлями - оно уходит и возвращается. Такое впечателние, что все это увидено глазами ребенка.
И еще существенно, что Кустарев имеет дело с открытым временем. Это уже термин. ВременнАя координата была и остается физической проблемой, а когда за дело берется писатель, он начинает часто говорить поперек - надо же где-то жить-быть персонажам. Время не замкнуто само на себя, но понять его протекание, а также то, почему событийный ряд выстроен так, что некоторые события или рифмуются, или просто повторяются спустя века, можно, только введя наблюдателя, способного увидеть, зафиксировать  эти повторы. Что и делает наш романист.
Сказка о потерянном времени - Евгений Шварц придумал в свое время чудную формулу. Может, такова вся история? И сколько мы ни фантазируй, энергия времени особого свойства - она на наших глазах исчезает бесследно...
Или человеку только так кажется?
Так что еще раз подумаем о том, что мы потеряли в течение года, но и о тех, с кем нас - хотя бы на мгновение - свела судьба в году 2002. И постараемся продлить то ценное, что было и в найденном, и в потерянном.