_ _|__  в кабинет             | ||               
                     |       ___                  | ||               
           _|___            |_|_|        _|___    |_||               
              |             | | |           |     | ||               
                            |_|_|                 | ||               
                  ____             осмотреться    |_||               
                    |                  ---->      | \ \              
__________________________________________________|__________________
                                                                     

 

Запись пятнадцатая: ЧЕТВЕРТОГО МАЯ

Я ехал в вагоне по нашей прекрасной, по нашей какой-то земле. А сосед мне говорил: "Ты политолог, да? Все такие бородатые чудаки (это я пишу эвфемизм) - политологи".
Как сказано в стихах у  тов. А. Межирова, ну какой же я начальник и за что меня винить? Политология - продажная девка империализма, а я считаю, что вдохноенье не продается.
Обратно я ехал в одном купе с тренером по карате.

Результатом путешествия стала убежденность в том, что литературная жизнь продолжается.

Любовь - велосипед:
изобретаешь заново,
крутишь педали,
далеко не укатишь.

Любовь - картошка:
выбросишь в окошко -
далеко улетит,
далеко-далеко укатится...
Очень мне понравилась книга стихов Веры Павловой "Четвертый сон" (М.: Захаров, 2001).
На какой странице ни откроешь - все что-то с открытием, происходящим из наивно-бабьего взгляда на мир. Баба - она баба и есть, но она, поэтесса Павлова, точно знает, зачем так устроено. И очень довольна тем, что так устроено.
грелся на солнце
слушал птицу
слизывал дождь
и только в полете
лист увидел дерево
и понял
чем
был
Вот так и мы, бабы и мужики, на древе человечества высоком. Чтобы, умирая, мог сказать... Или промолчать - с хрипотцой эдакой...
Веру Павлову не надо читать. Ее стихи требуется проживать. А это, конечно, небезопасно. Потому что никакие это не сны - в том смысле, какое в это вкладывал Н.Г. Чернышевский. Нет тут никаких футурологических проектов. И не надо. Дыхания хватит  на две-три - двадцать две-тридцать три затяжки жизнью. На сколько хватит, столько и поживем - стихами Веры Павловой.

Другая книга, которую я теперь читаю, думая, где бы найти время на перечитывание, - "Пловец" Юрия Казарина (Екатеринбург, 2000).
С высоты глядеть - как в воду:
видишь, ангел на крючке
упирается в свободу
с белым перышком в зрачке.
Казарин, утверждавший в предыдущей своей книге "Поле зрения", что свобода, де, выдох, а не вдох, продолжает выдыхать, не выдыхаясь.
Взгляд иссякает там, где ты
обычно начинаешь оду...
Словно бы меня предупреждает поэт. Действительно, восхищаться надо осторожно. А то восторги собственные ослепляют... Но уж больно чУдные стихи у Казарина - перьевые облака на небосводе литературы. Легкие и счастливые, даже когда - о несчастье.

Дмитрий Воденников назвал свою книгу на манер Хаббарда - "Как надо жить - чтоб быть любимым" (М.: ОГИ, 2001; сетевую версию можно найти на http://vavilon.ru). Будучи человеком эмоциональным, нервным, требовательным к миру и себе, Воденников создает тексты, достаточно адекватные текущему моменту своей жизни - художественной и обычной. Кому-то такая адекватность не понравится, но кого-то тронет.
Когда мои стихи осыпятся во прах
(а это будет непременно,
и я хочу, чтоб вы об этом знали),
Тогда,
на гениальных их костях
(вам это тоже неприятно?)
я встану сам,
своими же ногами,
но встану я -
на собственных ногах.
Автор попирает здесь, можно сказать, мировую традицию, в которой стихам полагается переживать их сочинителя. Хотя тема вечной жизни в стихах не нова, но не на гениальных же их костях вставать живому памятнику!
Думаю, что тут - жест. Желающий быть искренним, поэт берет читателя за руку (я хочу, чтоб вы об этом знали, вы, именно вы, не оглядывайтесь!). Тут маяковскийная интонация встречается, как ни странно, с рассудительностью Тютчева.
я никогда
быть не хотел отважным,
но я хотел -
смешить и ужасать,
смешить и ужасать
вплоть до могилы.
Родимый хаос в этом крике Воденникова   сообщает нам о своей жажде упорядоченности. И - неправда! - не ужасает меня он, а только лишь беспокоит. Потому, что (знаю от автора) он не   любит, когда слушатели стихов смеются... Кстати, я убежден, что восторгаться - значит и ужасаться.