в коридор                                         
                      ___                                            
                     |   |                      @                    
                     | R |           \ * /      $  осмотреться       
                     |___|            | |       $                    
                                       $        $                    
_______________________________________$________$____________________
                                                                     

Дмитрий КОНСТАНТИНОВ

Гвинейский остров и другие острова

Вчера я увидел по ТВ передачу об одной маленькой экспедиции в Африку. Группа из четырех человек поехала в Гвинею. Сначала они прибыли на материк. Но целью их был остров в Атлантическом океане, недалеко от побережья этой страны. Там есть большой скальный массив с вертикальными стенами. На вершину никогда не ступала нога человека. Они решили залезть туда.

В Гвинее идет война. Какие-то повстанцы борются с правительством непонятно ради чего. Средняя продолжительность жизни в Гвинее – 30-35 лет. Там живут негры. Они шоколадные. У них желтоватые белки глаз, глаза большие. Страна в запустении. Она находится в зоне саванны. Это африканская лесостепь. Это приемлемо: нет ни иссушающей жары, ни вызывающего загнивание влажного тропического леса.

Цвета там ненасыщенные и блеклые. Океан бледно-голубой, и такое же небо. Пальмы тускло-зеленые. Самое яркое – это одежда африканцев. Они любят яркое. Яркое вроде бы неизысканно, оно будто бы свидетельствует о примитивности тех народов, которые его любят. Правда, некоторые совсем не примитивные люди искусства из “цивилизованных” стран тоже любили яркое. Так что любовь к неяркому – еще не показатель возвышенности и избранности.

Зона саванн – это приемлемо, это здоровее, чем пустыня или тропический лес. В пустыне есть миражи, в тропическом лесу – мифическое существо, которое жители Заира и сопредельных стран, утонувших в тропических зарослях и болотах, называют “мокеле м’бем’бе”. Мокеле м’бем’бе как раз и живет там, в болотах. Он скорее легенда, чем реальность. Это реликтовый динозавр, как определили умные европейцы. Болотные испарения породили эту фантазию в местных умах. Людям всегда хочется тайны. Чуда и тайны.

По сравнению с тропическим лесом, провоцирующим химеры вроде мокеле м’бем’бе, пустыня… это пустыня. Это минимализм. Механизм порождения химер там совсем другой. В раскаленном воздухе появляется и парит мираж. Он сродни лунной дорожке или радуге или отражению в зеркале. Он есть, и его нет. Если мокеле м’бем’бе – продукт деятельности воображения, мозга, то мираж – всего лишь порождение глаза. Не было бы глаз, не было бы ни миражей, ни радуг, ни отражений.

Мокеле м’бем’бе покрыт чешуйками. Иногда они отваливаются. Они роговеют и отваливаются. Как и все в этом мире, мокеле подвержен старению.

Есть сведения, что существо, подобное мокеле, видели на побережье Индийского океана, в Мозамбике. Оно вышло из воды. Летевшие на вертолете параллельно линии берега видели это. Оно вышло из пролива. Напротив Мозамбика, на той стороне широкого Мозамбикского пролива, тоже лежит остров. Но он огромен. Это Мадагаскар. Хотя он лежит на той же географической широте, но, в отличие от Мозамбика, покрытого саванной, он утопает в лесах. Леса в низинах, но, по счастью, Мадагаскар покрыт и горами. В центре, на некоем плато, расположилась столица – Антананариву. На старых картах это название писалось как Тананариве, и это мне нравится больше. В старом названии больше четкости. Мне нравится четкость. Потому, что это сухо. Сухость в большей степени гарантирует от химер. Если и есть химеры, порожденные сухостью, то они более просты, а значит, не так отвлекают, не так занимают ум, не так мучают. Иногда они даже красивы. Они просты и красивы. Я стремлюсь к простоте и ясности. Ну и, само собой, я люблю красивое.

Поскольку Тананариве лежит выше лесов, он в меньшей степени подвержен воздействию лесных химер. Но в этом есть и минус – в Тананариве сильны политические интриги. Они преобладают над химерами. Местное руководство считает, что иностранцам знать про них ни к чему, поэтому попасть в Тананариве трудно. Это так, к слову.

К северу от Мадагаскара расположилось много островов. Коморские острова. Там правит султан. Занзибар. Он когда-то был самостоятельным государством, но потом объединился с Танганьикой. Маврикий. Сейшелы. Реюньон. Хитрые французы объявили его своей заморской территорией, и независимости не дали.

А между Мадагаскаром и Австралией, ближе к Антарктиде, лежит большой остров Кергелен. Он тоже французский. Там никто не живет постоянно, но есть нечто вроде какой-то геофизической станции. Только европейцы. И химер нет. Но там свое: там частые туманы. Везде неидеально, везде есть почва для химер. Туман порождает свои, более вздорные, более причудливые. Например, он способствует возникновению любовных химер. Потому, что когда другие люди исчезают в тумане, остаются лишь те, что рядом. Человек не может без любви, поэтому, когда нет далекого пространства и манящей линии горизонта, она находит выход тут же. Те, кто рядом.

Соперником любви является любопытство и стремление к движению. Великим путешественникам было не до любви. Их потребность в любви, которой было предостаточно в юности, была погашена страстью к движению. Линия горизонта заколдовала их. Что-то я не слышал про любовь Магеллана. Navigare necesse est, vivere non est necesse. Или более радикально: путешествовать необходимо, а жить и любить не так уж необходимо.

Химера мокеле и химера любви имеют нечто общее. Они вызывают разветвление мыслей. Про чешуйки мокеле я уже упомянул. А еще вопрос о том, чем питается мокеле. Как он размножается? Много ли существует особей мокеле? Как мокеле воспитывают своих детенышей? И так далее, до бесконечности. А любовь порождает еще более бесконечный лабиринт. Например, поцелуй в щеку Альбертины. Про него написана целая глава. На острове Реюньон жили Поль и Вирджиния. Про их жизнь написана целая книга.

Наши путешественники решили это презреть. Они презрели химеру любви, как и многие другие путешественники. Увидев однажды линию горизонта, они забыли обо всем. Потом они поняли, что нельзя заплыть и зайти за линию горизонта, и надо выбрать что проще. Они решили взобраться на скалу. К тому же, за это им заплатили. Гвинейский остров тоже не вполне свободен от химер, хотя там для этого условия очень подходящие. Одинаковый климат весь год. Океан мерно катит свои волны. Сначала они пологие, но потом движение, близкое дно и приближение конца существования волны, а может и еще нечто такое, чего я не могу сформулировать, образуют на ее вершине гребешок из белой пены. Но не это главное. За мгновения до его образования в самой верхней части волны генерируется неповторимый свет и цвет. Ему нет названия. Это немногое, чему нет названия. Это всегда так, даже на реках. Не говоря уже о морях и океанах. Интересно, туземцы с гвинейского острова, или хотя бы один из них, хоть раз остановили свое внимание на этом волнующем моменте из жизни волн?

На скале живут духи. Так говорили нашим путешественникам жители острова. Там был переводчик. Наверно, он знал местные языки. Вряд ли туземцы говорят по-французски. Как бы там ни было, путешественники вступили в переговоры. Туземцы оказались покладистыми. Немного денег, и еще надо принести в жертву козленка.

Влияние цивилизации на жизнь этих туземцев минимально. Не знаю, далеко ли остров от берега. Но не видно никакой пристани или дебаркадера. Значит, визиты кораблей редки. Нет и места для вертолета. Тем более что все вертолеты задействованы правительством для борьбы с повстанцами. Повстанцы их иногда сбивают. Все же туземцы наряжены в яркое, видны уже изрядно облупившиеся эмалированные тазы. Они не пугаются видеокамеры. И прочее подобное. То есть, они что-то знают о цивилизации.

Вероятно, у островитян какое-то есть местное самоуправление. Правительство им не нужно. Повстанцев у них нет. Очень вероятно, что они вообще не подозревают о существовании иного мира, о существовании материка и даже своей несчастной страны.

Палатка пришельцев стоит на берегу океана. Скала поднимается тут же. Туземные мальчики приходят и садятся поодаль. Они наблюдают за пришельцами. Те исследуют скалу. Она опасна: она крошится. Плоские камни отваливаются от простого прикосновения и тем более усилия. Они с грохотом летят вниз. Это опасно и для того, кто вверху, и для того, кто внизу. Самый верхний забивает в скалу титановые крючки молотком. Они останутся тут навсегда. Некоторые объекты распадаются на атомы, но эти нет. Пройдут миллиарды лет, земля не исчезнет. Если только не будет какой-нибудь вселенской катастрофы. И если кто-то не нажмет на кнопку “закрыть”. Крючки не исчезнут. Но те, кто их забил, распадутся на атомы очень быстро. Еще быстрее исчезнут те, которые наблюдают за ними. Они сидят поодаль.

Туземные мальчики наблюдают за пришельцами. За ними иногда наблюдает оператор. Отснятый материал оператора смотрит автор передачи и монтажеры. За сделанным ими наблюдают телезрители. За телезрителями наблюдает целый сонм таких же двуногих. За сонмом наблюдают высшие начальники. За высшими наблюдает самый высший. И так далее. Цепочка не кончается никогда, потому что мир бесконечен. Это лирическое отступление.

Кажется, что на острове нет зла, но это иллюзия. Зло есть везде. Но здесь его меньше, ввиду ограниченности пространства и населения.

Заморские департаменты Франции разбросаны по всему миру. Это не только острова, хотя по большей части острова. Таити, Новая Каледония, Реюньон, Гваделупа. Не удалось сохранить Джибути на Красном море, местное население возражало. Они умудрились даже сделать законно своей Французскую Гвиану в Южной Америке. Там есть космодром Куру. Его преимущество в том, что он расположен на экваторе. Это удобно для запуска каких-то специальных спутников. Но персонал Куру изнемогает от тропических лесов, москитов, термитов, пассатов и муссонов. Так положено, это экватор, и рядом огромное пространство Бразилии, целый океан сельвы.

Острова хороши тем, что на них меньше зла. Чем крупнее остров, тем хуже. Какие-то смутьяны несколько лет тому назад устроили волнения на Новой Каледонии. Там жуткий климат. Туда ссылали каторжников.

Кажется, именно в Джибути в конце концов оказался Артюр Рембо. Он там заболел какой-то лихорадкой. Кажется, ему даже отрезали ногу. Сейчас посмотрю. Нет, про Джибути не нашел. Но что-то в тех краях. Это неважно, впрочем. Важно то, что он превозмог химеру любви, и знал, куда бежать: в зной, в сушь. Относительно недалеко была Аравийская пустыня, и массы горячего воздуха окутывали Восточную Африку, куда бежал Рембо. Они приходили из Сахары или из Аравии. И на севере тоже пустыня.

Больше всего зла – в Евразии, ведь это самый большой остров. В Африке тоже было достаточно зла, но с тех пор, как ее отрезали от Евразии Суэцким каналом, его стало меньше. Исключительно благоприятным фактором является Сахара. Она так огромна. Она недоступна уму, она непостижима.

Но меньше ли зла в Африке? Император Бокасса поедал своих подданных. А президент Малави – Камузу Банда скармливал своих политических противников крокодилам. Малави клином вдается в территорию Мозамбика вместе с озером Ньяса. Малавийский адвокат Вера Чируа много лет незаконно содержалась в тюрьме. Это вызвало протесты прогрессивной общественности. Нет, это не из той оперы. На озере Ньяса тоже, вероятно, есть острова.

Если бы я был французским лейтенантом, я бы написал рапорт об отправке меня на Кергелен. Это не очень хорошо – туманы и сырость. Но куда еще? В Нигер, в Чад? Свет и сушь, конечно, лучше. Намного лучше. Но это материк, там больше зла. Лучше малочисленный гарнизон. Интересно, Кергелен так далеко, там наверняка есть какие-то эндемики. Или какие-то семена перенесены ветром за тысячу миль? Никто не знает про Кергелен. Хотя нет, вот:

Официально это называется Французские Антарктические территории. Скудная травяная растительность. Там сумрачно, и на вершинах волн тот волшебный свет не генерируется.

Я совсем забыл про моих путешественников. Впрочем, я больше ничего не видел, я выключил ТВ, как только полетели камни. Конечно, они взобрались. И получили за это деньги. Это суета. Я идеализировал их. Они получат большие деньги, и вернутся в свои города. Мне они не нужны. Мне достаточно одного только острова. Мне достаточно этих негров. Как хорошо, что есть этот остров. И этот, и Кергелен. Они существуют реально, и это надежда.

Ха, какая еще надежда. Кергелен так далеко, что его как бы и нет. Я не могу избавиться от того, от чего хочу избавиться. От химер. Я никогда от них не избавлюсь.